Лучшие фильмы про отношения, которые полезно посмотреть родителям и детям

Есть популярная шутка о том, что первые десять сессий у психотерапевта всегда посвящены разговорам о родителях, — и, как в любой шутке, здесь есть большая доля правды. Чем старше мы становимся, тем больше сходств можем обнаружить с поведенческими моделями родителей, видеть, как мы копируем их подход к жизни или, наоборот, стараемся изо всех сил противостоять их опыту. Мы часто напоминаем родителей не только внешностью и голосом, но и невербальными привычками и взглядами на жизнь, которые или продолжают родительские, или сформированы от противного. А большинство родителей, приводящих «трудных детей» на встречу к специалистам, разочарованно выясняют, что многие проблемы детей появились из-за давних и непроговоренных семейных противоречий. При этом реальные детско-родительские отношения не исчерпываются сказками в духе «Миссис Даутфайр» или трагедией молчания, как последний фильм Андрея Звягинцева «Нелюбовь». Современное родительство колоссально изменилось: теперь это публичное поле для дискуссии и осмысления, в котором становятся видимыми когда-то необсуждаемые моменты — комплекс «я плохая мать», двойная нагрузка, родительское переутомление, осознанное откладывание отцовства и материнства и движение чайлдфри, участники которого не испытывают стыда за то, что хотят прожить жизнь только для себя. Параллельно с этим подросшие дети пытаются построить отношения со своими родителями не с позиции ведомых членов семьи, а как единомышленники и союзники, которые в состоянии рассказать родителям что-то новое и наконец разговаривать на равных. И пока кто-то до сих пор считает лучшим фильмом об отцах и детях «Родителей» со Стивом Мартином и «Кудряшку Сью», мы обсудим реалистичное кино, в котором легко узнать себя и собственные поступки и ошибки.

Как учат многие книги по типу «Чего ожидать, когда ждете ребенка», родительская осознанность начинается во время беременности — процесса, который объяснимым образом проживается женщиной иначе, чем мужчиной. На этом противоречии построена одна из главных комедий нулевых «Немножко беременна», где забеременевшая от случайного парня из бара молодая телеведущая пытается принять правильное решение. Ее советчица и ориентир — уставшая от супружеской и семейной жизни старшая сестра, переносящая собственные проблемы в ее сомневающуюся голову. Молодой отец, живущий на пособие после несчастного случая с полудюжиной приятелей-разгильдяев, совсем не похож на идеального отца и, кажется, склонен раздавать обещания направо и налево. Но все дело не только в фактах, но и в установках — встречая собственного папу и расспрашивая его про отцовство, главный герой внезапно получает ту поддержку, на которую его девушка не может рассчитывать.

Подростковая незапланированная беременность обсуждалась и в старом телесериале с Кирстен Данст, и в классическом фильме «Сильная женщина» (в оригинале фильм называется куда менее жизнеутверждающе — «Кататься на машинах с парнями»). Там героиня Дрю Бэрримор, живущая в глубинке, бросает идею о писательстве, когда беременеет от почти случайного кавалера — ее жизнь за 20 лет полностью изменится, пока 80-е постепенно сменят 60-е: и мы увидим, что подростковые мечты и планы о покорении мира на время уступят место простому желанию успевать все и не умереть при этом с голоду.

Современная история молодой матери «Джуно» в свое время получила обвинение в пропаганде пролайферской позиции, что сценаристка Дьябло Коди всегда отрицала — ей важно было показать в беременной Джуно отвагу и зрелость в возрасте, когда никто не ждет от нее умных поступков. Проанализировав домашнюю ситуацию Джуно, мы выясняем, почему 15-летняя девочка стоит на ногах и здраво смотрит на вещи: ее отец поддерживает дочку во всем и сопровождает ее в каждом важном решении, а мачеха заступается за падчерицу — например, на приеме у гинеколога, где врач позволяет себе совершенно неуместные комментарии о возрасте беременной и будущем ребенка. Отцовский монолог о том, как распознать своего человека, — лучший пример родительской честности, за которым можно обратиться к фильмам.

Трагичная история девушки, похожей на Джуно, рассказывается в другом фильме полувековой давности — британской классике «Вкус меда» Тони Ричардсона, где беременная от чернокожего 17-летняя провинциалка не может рассчитывать на материнскую поддержку, зато получает нежданную помощь от лучшего друга-гея, который берет на себя заботу о ней. У Ричардсона тема расизма переплетена с темой гомофобии, а самые приятные и сложные герои с их человечными поступками остаются за бортом нормы — до сексуальной революции всего несколько лет, но британское общество выглядит ханжеским и очень зажатым.

В мелодраме «В пути» ожидание ребенка заставляет пару хорошенько поразмыслить, кем они хотят стать в будущем и какой из жизненных сценариев близких выберут. Их путешествие за смыслом, упакованное в удобное роуд-муви, показывает всех, на кого хочется и не хочется быть похожими, — от родителей-эгоистов на пенсии до друзей детства, живущих зашоренно и скучно.

Еще один фильм о будущем родительстве вшит в историю приезда сына в отчий дом: в «Июньском жуке» столичная парочка приезжает навестить его родителей — наивная и провинциальная невестка (замечательная роль Эми Адамс) в этот момент на сносях. И? пока двое главных героев выясняют, что может их объединить, беременная девушка хранит в себе ответ на их противоречия.

Будущее материнство в современной Америке передано без пастельных тонов в шутливой «Официантке» — фильме инди-актрисы Адриенны Шелли, в который она вложила свои переживания о беременности и первом ребенке. Официантка в тухлом сетевом заведении беременеет от нелюбимого и жестокого мужа и решается на бегство, когда на ее пути попадается симпатичный и добрый новый кавалер. История, как может показаться, совсем не в том, что галантный мужчина берет на себя заботу о женщине с ребенком, а в том, что главная героиня сама принимает решение, как и на каких условиях она готова вставать за ноги — и в этом сценарии мужчине отведена далеко не первая роль.

«Свой ребенок» — недавний ромком о стендап-комедиантке, которая беременеет после случайного секса, — пример жизнеутверждающего фильма о родительстве без улыбающегося ребенка в конце. Дженни Слейт играет молодую женщину, для которой материнство кажется худшим выбором, а случайные отношения совсем не обязательно должны перерасти в привычный семейный сценарий, — и именно встреча и спасительный разговор с принимающей матерью укрепляют ее во мнении, что для ребенка нужны не только правильные родители, но и подходящий момент.

Из-за того, что материнский труд по воспитанию считается самим собой разумеющимся, чаще всего «открывают» себя в родительстве именно отцы — причем зачастую не сразу после рождения ребенка. Совершенно не обязательно быть кровными родителями, чтобы исполнять родительские роли, — подтверждение этому можно найти не только в ежедневном опыте, но и в фильмах «Бумажная луна», «Алиса в городах», «Леон» и «Кикуджиро», где взрослые герои мужского пола примеряют на себя отцовские роли независимо от собственных планов. Брошенные на их попечение или оставшиеся с ними по легкомысленности родных родителей, взрослые герои объясняют чужим детям, что такое хорошо и что такое плохо, и внезапно чувствуют ограничения и специфику жизни с ребенком — теперь принимать решения необходимо на двоих.

Например, главный герой драмы «Крамер против Крамера» отвлекается от звонков и рабочих будней, только когда жена в бешенстве уходит от него и поручает бывшему мужу заботу о ребенке: герой Дастина Хоффмана не только открывает для себя прелести отцовства, но, кажется, впервые просто смотрит на сына не как на функцию, а как на самостоятельное существо. Похожим образом происходит взаимодействие отстраненного папы и его подрастающей дочери в «Где-то» Софии Копполы: завидный холостяк Голливуда существует скорее по инерции и обнаруживает себя чувствующим и неравнодушным, когда жена сбрасывает на него общую дочку — непосредственную и бескорыстную Эль Фэннинг. Их ленивые дни, общие дурацкие занятия поспевают к вопросам кризиса среднего возраста: когда рядом с тобой делает открытия обаятельная и добрая 10-летка, уже не хочется спрашивать с себя так строго.

С тропы нескончаемого эгоизма и самолюбования сворачивает и лондонский убежденный холостяк в ромкоме «Мой мальчик» — Хью Грант играет избалованного, обеспеченного и обескураживающе расслабленного взрослого, которого в какой-то момент начинает сверлить пытливый взгляд чужого ребенка. Отложенное взросление все же начинается, а дитя с привычками взрослого работает золотым стандартом простых человеческих ценностей.

На их фоне бесконечным героем и исключительным человеком выглядит персонаж из «Жизнь прекрасна», до последнего вздоха скрывающий кошмары войны от маленького сына, мыслящего сказками и выдуманными соревнованиями, — Роберто Бениньи берет на себя роль человека, который ни при каких обстоятельствах не даст сыну разочароваться в окружающем мире и увидеть войну и истребление глазами взрослых. Похожий путь проходит молодая мать в исполнении Бри Ларсон в «Комнате»: ее задача — не просто дать ребенку выжить, но и объяснить мир так, чтобы главное внутри него не было сломлено осознанием чужой жестокости.

«Бесконечно белый медведь» и «Детки в порядке» застают зрелого Марка Руффало в неожиданном отцовском амплуа: в первом случае на него падает ответственность за двоих общих дочерей, во втором — результат его волонтерства в клинике по оплодотворению. И если «Белый медведь» рассказывает, как устроено отцовство, если ты страдаешь биполярным расстройством и не привык отвечать даже за себя, то «Детки в порядке» описывают изменение расстановки сил в семье, где отца не было и в помине. Фильм Лизы Холоденко о двух лесбиянках, чьи подросшие дети от одного отца решили найти донора спермы и познакомиться с ним, рассказывает о супружеском кризисе в большей степени, чем о вопросах подростковой самоидентификации. Принимающие себя и друг друга дети противопоставлены их матерям, которые сражаются с охлаждением в отношениях, патологической усталостью и болезненным отчуждением в паре.

В «Девушке из Джерси» Кевина Смита отец, наоборот, с самого начала включен в воспитание дочки — она осталась сиротой. От привычного неумения надевать памперсы и успокаивать новорожденного фильм Смита переходит к разговорам о правильном воспитании самостоятельного и ответственного ребенка, для которого умение справляться с трудностями и свобода — константа с раннего возраста. «Ревность» Филиппа Гарреля рассказывает о том, как расставшиеся родители ставят себя перед маленькой дочерью: на мужчину после развода, старающегося поддерживать отношения с маленькой дочкой, обращено внимание режиссера.

И если об одиноких отцах из жизненных примеров мы знаем мало, то собранная по реальной истории героиня «Эрин Брокович» — мать троих детей — слишком хорошо знакомый персонаж и воплощение проблемы двойной нагрузки. Ей нужно работать втрое больше остальных, чтобы обеспечивать детей, ей хватило мужества уйти из унизительных отношений, чтобы дать детям лучшее, но нет возможности проводить с ними время и делиться с ними своими победами. Они видят маму только поздним вечером, само собой, скучают, а для окружающих являются скорее отягчающим обстоятельством ее непростой жизни (двумя браками и тремя детьми Эрин Брокович попрекнут в суде), чем доказательством того, что она хорошо справляется.

Проблемы в семье редко начинаются с переходного возраста детей, но обостряются, когда дома звучат несколько несогласных голосов. Кто-то рассказывает эту историю взаимной глухоты и усталости через комедию, кому-то хватает мужества сделать из конфликта поколений драму, в которой не так легко отыскать правых и виноватых. Удачных комедий про «поменяться местами» было снято с десяток, но «Чумовая пятница» с Линдси Лохан и Джейми Ли Кертис вышла за рамки типичных каламбуров о взрослом в теле ребенка и наоборот. То, чего не хватает обеим героиням — матери и дочери, — дистанция по отношению к собственным проблемам: превратившись друг в друга, обе очень быстро расставляют приоритеты в чужом жизненном сценарии. Иерархия внутри семьи выглядит выдуманной, у каждого возраста есть свои демоны. И, если пройтись по подростковой классике и вспомнить вроде бы идеальных, но невыносимых родителей, ими станут, наверное, папа и мама Вик Береттон в обеих частях молодежного ромкома «Бум»: они стараются быть лучше и лажают, как типичные родители, — то ставя свои интересы выше интересов дочки, то опекая ее не по возрасту. Как и родители в фильме Апатоу «Любовь по-взрослому», они давно потеряли почву под ногами и пытаются за счет перемен в жизни установить консенсус или какое-то подобие близости. Но, когда папа и мама между собой начинают общаться по-новому, дети подтягиваются автоматически — но на то, чтобы понять это, у взрослых уходит слишком много времени.

«Маленькая мисс Счастье» — современная классика о дисфункциональной семье — объясняет, как через поддержку противоречивые герои находят общую точку отсчета. Молчаливый старший брат с апокалиптическим взглядом на жизнь, дядя-суицидник, во все вмешивающийся дедушка, дерганая мама и контролирующий папа решают поехать на автобусе с малолетней Олив на калифорнийский конкурс одаренных девочек. Все они совершенно точно не в порядке, но их готовность быть рядом для маленькой родственницы — не только обещание долгой и сложной дороги, но и факт неравнодушия к самому беззащитному члену семьи. Конкурс талантов на поверку оказывается конкурсом красоты со смазливыми ровесницами Олив, которые мечтают вписаться в представления взрослых о том, какими должны быть малолетние принцессы, — и семья приходит на помощь к ребенку, не поддерживая дурацкие и вредные для самооценки стереотипы.

Тем же воздухом дышит и инди-хит прошлого года «Капитан Фантастик», где вдовствующий отец выбирает для своих многочисленных детей не престижный интернат и телек в любую минуту, а жизнь близко с природой и отличными книгами. Его воспитательные практики — проявление многолетнего нонконформизма и попытка не уступить детей корпорациям, брендам, информационному потоку и консервативному большинству.

Так же устроена еще одна семья — сообщество пчеловодов в современной Италии в фильме «Чудеса» Аличе Рорвакер, которая объясняет, как медиа вторгается в тихий уклад дружной итальянской семьи со старомодными ценностями. Они живут собственным умом и как будто затеряны посреди страны, охваченной любовью к новостным сюжетам, знаменитостям и магии телевидения.

Автономность свойственна и женскому сообществу в «Женщинах ХХ века» — в этой ретродраме мальчик-подросток растет в маленькой стране женщин: их три — и все они невероятно важны для него. Собственная мать, которая вела самолет и никогда не требовала идеального послушания, была его примером номер один, соседка по дому — творческая девушка с неопределенными планами — играла роль старшей сестры. А заходившая в гости переночевать соседка-ровесница была первой любовью. Главный герой, терявший себя и находивший в любимых и важных женщинах, вспоминает 70-е в США и важные моменты взросления, где уважение ценилось больше дидактизма, а кухня была пространством смелых разговоров. Именно так с детьми хотела общаться главная героиня «Отрочества» — одинокая мать, как Эрин Брокович, но обрисованная куда менее грубыми мазками. Вместе с ней мы проживаем ее молодость, ошибочный брак с двумя детьми и долгие попытки сделать карьеру и самостоятельно себя обеспечивать — пока детям будет исполняться 6, 7, 8 лет и далее до 18. Вся правда и боль материнской доли сложилась в фильме Линклейтера в короткий монолог, который может разбить сердце каждому, кто склонен рассуждать о возможности легкого материнства.

Один из самых свежих фильмов, в правильных оттенках говорящий о безграничной возможности родителей влиять на детей, снял Айра Сакс. «Маленькие мужчины» — история первой дружбы мальчиков-соседей, чьи чувства ставятся родителями на второй план, когда в сюжете появляется квартирный и денежный вопрос. Дети как заложники взрослых решений не новый сюжет в кинематографе: в одном из самых длинных фильмов в истории кино «Фанни и Александр» Ингмар Бергман объясняет, как детское счастье еще столетие назад целиком зависело от семейного уклада и зыбкости домашних отношений власти. Их прогрессивный образ жизни в мгновение меняется, когда мать переезжает жить в консервативный дом с жесткими правилами и традицией безапелляционного родительства.

Драматический разговор о невозможности ужиться под одной крышей убедительнее многих начал Сэм Мендес в своем дебюте «Красота по-американски», где главный герой проживает кризис среднего возраста под треск брака и расстроившиеся отношения с дочкой-выпускницей. Пока она копит деньги на операцию по пластике груди и мечтает сбежать из одноэтажного ада, а еще хочет прикончить своего жалкого папашку, тот впервые за долгие годы начинает жить в свое удовольствие: больше всего их настоящему счастью мешали родительские компромиссы и променянный на комфорт жизненный драйв.

История дебюта Софии Копполы «Девственницы-самоубийцы» куда печальнее — в провинциальной Америке 70-х родители обладают полной властью над детьми, и внушенное им ощущение стыда и неудобства за свое тело и взросление никак не сочетается с соблазнами взрослой жизни. Умереть невинными или сгореть от внушенного стыда — героини выбирают первое, в знак союзничества против родителей заключив смертельный пакт. Пропитанная враньем, изменами и взаимной усталостью родительская жизнь отпечатывается на детях в снятых с разницей в 10 лет драмах Ли Ана («Ледяной ветер») и Дерика Мартини («Роскошная жизнь») — дети взрослеют на осколках потерпевшего крушение брака и не получают от родителей честных ответов, хотя и до поры до времени смотрят на них как на пример для подражания.

Сложными оттенками привязанности, почитания и пренебрежения окрашены материнская и сыновья любовь в, пожалуй, лучшем фильме Ксавье Долана «Мамочка», наследующем его громкому дебюту «Я убил свою маму». Отца нет на горизонте, и главный герой — нахальный, свободолюбивый и местами очень нежный подросток Стив — упивается тем, что сам себе хозяин, и проводит время с мамой — женщиной либеральных взглядов, подросткового поведения и очевидной харизмы. Но все осложняется тем, что мать с трудом сводит концы с концами, а сын — трудный подросток с гиперактивностью и склонностью к жестокому поведению. Их временное сожительство дает обоим надежду на новое и счастливое будущее, но испытывается нуждой, психиатрическим диагнозом и неочевидным статусом их семьи: оба героя подозревают, что такое положение вещей временное, но ни у кого не хватает сил честно заговорить об этом.

Два сложных фильма об отношениях подрастающих детей и их родителей пришли к нам из Восточной Европы. «Аттестат зрелости» Кристиана Мунджиу рассказывает о дочери-школьнице, после изнасилования провалившей важный выпускной экзамен — именно от него зависит, уедет ли дочка за границу и получит ли шанс на лучшую жизнь. Это ход мыслей ее родителей, которые бесконечно жалеют, что остались в Румынии и ждут, что у дочери будет возможность прожить другую жизнь в лучшем из миров. Пока отец таскает дочку в милицию и пытается дать взятку на аудиенциях, он не замечает, как дочернее доверие рушится под натиском родительских решений — желание семьи написать за дочку сценарий ее жизни она принимает покорно, но без благодарности.

Венгерская драма Корнеля Мундруцо «Белый бог» касается бытового проявления родительской жестокости: отец запрещает дочери-подростку оставить себе собаку и выкидывает питомца из машины. Пока собака будет возвращаться к хозяйке, 13-летняя девочка будет находить себя на ощупь среди жестокости взрослых, тренироваться на уроках музыки и отсчитывать часы, когда она откажется подчиняться старшим. Метафорическое бегство сотни собак из порядка, придуманного взрослыми, — одна из самых сильных аллегорий подростковой борьбы за собственные привязанности и решения.

Конфликты родителей и детей чаще всего не проходят с возрастом и иногда длятся всю жизнь, давая новую пищу для старых противоречий. Так, все проблемы американского воспитания встают в полный рост, когда главный герой «Выпускника» навещает преуспевающих родителей после бакалавриата: они имеют о нем представления сообразно его классу, доходу и наследственности, но ничего не слышат и не знают о его умении чувствовать, любить и общаться. Именно о представлениях, замещающих родственников, — одна из главных современных американских драм «Август», где грустный повод собраться никак не влияет на желание членов семьи повернуться друг к другу лицом.

О противоположном итоге, несмотря на все различия отцов и детей, рассказывает «Семейка Тененбаум», где несколько детей одного взбалмошного и неверного отца принимают его сторону, когда он возвращается в семейное жилище. Ситуация осложняется еще и тем, что каждый ребенок с комплексом гения добился невероятных высот к переходному возрасту, а сейчас вынужден вести разрушительный образ жизни бывшего вундеркинда, чьи славные дни уже далеко в прошлом.

Принимать родителей такими, какие они есть, в конце концов находит в себе силы и главный герой «Крупной рыбы» Тима Бертона — умирающий папа и неутомимый рассказчик не может достучаться до своего ребенка, пока сыплет интересными деталями собственных приключений. Считая папу фантазером, который никогда не был рядом, сын упускает его уникальную природу и убеждается в ней, только когда папа покидает этот мир в компании всех невероятных людей и существ, которых он встретил.

Совсем не сказочный, но абсурдный «Тони Эрдманн» объясняет, как взаимное неуважение отца и дочери исправляется, когда отец дает выход своей безумной звериной природе, провоцируя дочь на жесткие поступки и несвойственную ей откровенность, — отчужденные и невнимательные друг к другу, они получают последний шанс в Бухаресте, где папа переодевается взбалмошным бизнес-тренером Тони Эрдманном, а дочка находит в себе силы дать ему отпор.

На той же хрупкой грани смешного и горького балансирует «Сьераневада» — самый точный фильм о России, сделанный не в России, а в Румынии. Похороны отца сопровождаются сбором всей семьи в огромной квартире, и повзрослевшие дети и их родственники имеют к противоречивому покойному много вопросов. Бардак на похоронах продолжается то из-за опозданий, то из-за мелких ссор, то из-за усталости — но, если честно, из-за того, что понятие близости для современной румынской семьи окончательно размылось и стало чем-то ритуальным, непрочувствованным. Лекарство от отдаления и носорожьего упрямства только одно — самоирония и трезвость по отношению друг к другу: растерянные сорокалетние не то чтобы берут себя в руки, но находят правильное настроение, чтобы попрощаться со сложным патриархом.

Комедийный жанр «Знакомства с родителями» и «Знакомства с Факерами» не мешает фильмам рассказать главное о приемах воспитания: постоянный контроль и нацеленность на результат приводят к неврозам, лишней тревожности и желанию угодить. Поощрение, подбадривание и теплые отношения, даже если сын занял девятое место, — гарантия того, что у ребенка сложится здоровая самооценка. Именно поэтому герой Бена Стиллера так неуютно и странно чувствует себя под лупой авторитарного тестя: привычка досконально предсказывать и страх потерять контроль привели его к ограниченному общению с родной дочерью — оно функционально, но осторожно и недоверительно: ведь невозможно довериться тому, для кого важнее всего — доказать свою правоту.

Среди самых печальных фильмов о взрослых детях, пытающихся принять родителей и их выбор, — «Интерьеры» Вуди Аллена, «Семейный портрет в интерьере» и «Гибель богов» Лукино Висконти: давно разложившиеся семьи подвергаются испытаниям, когда номинально находятся вместе. Распадающаяся семья получает новый шанс, в отличии от этих фильмов, в фильме Ингмара Бергмана «Осенняя соната», построенном в виде диалога не видевших друг друга матери и дочери. Первая посвятила жизнь воплощению собственных амбиций, вторая выбрала покорность и семью, но обе одиноки, пережили тяжелые падения и совершенно перестали понимать друг друга. Попытке наверстать упущенные годы и близость, которая не дается родителям и детям по умолчанию, посвящено пронзительное соседство Ингрид Бергман и Лив Ульман.

Воссоединение с матерью, которая никогда не была рядом, — главная тема глубокой драмы «Тайны и ложь» Майка Ли, где чернокожая женщина средних лет находит свою биологическую мать после того, как умерла ее приемная родительница. Результат ее поиска — не слишком счастливая пенсионерка с двумя детьми, которые скорее действуют ей на нервы: очевидно, расовые предрассудки были одной из причин, почему молодая британка так легко отказалась от ребенка и не собиралась его искать. «Тайны и ложь» внезапно для всех участников ведут к хеппи-энду: главная героиня, состоявшийся профессионал с адекватной самооценкой, находит возможность понять и принять выбор каждого члена новой семьи.

А французская драма «35 стопок рома» Клер Дени рассказывает, как тяжело отпускать взрослых детей в самостоятельную жизнь: главный герой, чернокожий француз, живущий в тесном симбиозе с подросшей дочерью, не может радоваться, когда она готовится к новому шагу — браку с любимым мужчиной. Статус-кво налаженной жизни попадает под удар — третий в любом случае должен быть лишним: и все это — на фоне современного Парижа, который совсем не для каждого является городом мечты.

Будут ли это родительские вредные привычки или просто плохое обхождение, рано или поздно ребенок взорвется в ответ на неадекватное поведение взрослых. В «Аквариуме» Андреа Арнольд и «Лунном свете» Барри Дженкинса речь идет о дочери и сыне, которые устали обслуживать зарвавшихся и зависимых матерей, — она решается на непростой для нее роман с маминым бойфрендом, он продолжает снабжать маму деньгами, понимая, что она наркоманка.

В семьях бывают и куда более неприятные тайны, оглашение которых может моментально сказаться на благополучии детей. Так, герой «Торжества» придерживает признания в домогательствах со стороны отца до большого семейного юбилея — и именно его открытый тост о пережитом начинает череду неприятных разговоров с родственниками. Подросток из «Хорошо быть тихоней» параллельно с обретением друзей и познанием вкуса свободы борется с чувством вины за смерть тети, которая не принесла ему ничего хорошего, — похожим образом инцестуальный скандал оборачивает историю взросления мальчика из приличной французской буржуазной семьи («Порок сердца»). Финальная сцена с заливистым смехом в фильме Луи Маля — одна из самых мощных саспенс-сцен в декорациях хорошей концовки. Луи Маль продолжает тему использования взрослыми беззащитных и несформировавшихся детей в фильме «Прелестное дитя», куда на главную роль — 12-летней обитательницы публичного дома — приглашает ребенка-модель Брук Шилдс. Замкнутый круг насилия, обиды и стыда отображает в «Возвращении» Педро Альмодовар — это его едва ли не самый трагичный и интимный фильм о том, что одного порочного и властного человека хватает на несколько ужасающих поступков. И вокруг неприятной семейной тайны строится вся интрига лос-анджелесского палп-фильма Дэвида Кроненберга «Звездная карта», где дети вынуждены бесконечно расхлебывать последствия родительских пороков.

Родительская травма будет не менее болезненной — на ней, например, концентрируются бельгийские режиссеры братья Дарденн, когда снимают реалистичное кино о неблагополучных людях в мифически процветающей Европе. Двое молодых родителей, решившихся на продажу ребенка («Дитя»), отец, сближающийся с мальчиком, из-за которого погиб его сын («Сын»), или посторонняя женщина, берущая на себя заботу о ребенке вместо бросившего его отца («Мальчик с велосипедом»), — в своих героях режиссеры видят не сюжетные схемы, а последние шансы на милосердие и сострадание. Со схожей тактичностью и вниманием Атом Эгоян в «Славном будущем» обходит семьи, потерявшие и не потерявшие детей во время автокатастрофы: перевернувшийся школьный автобус разметил местных жителей на скорбящих и выживших, а сам детектив — параллельно с расследованием — не может навести мосты с собственной бедовой дочерью.

Травмы авторитарного воспитания в кино последних лет тоже подается без догматизма. Если Михаэль Ханеке в «Белой ленте» описывает зарождение фашизма через ледяное и директивное общение родителей с детьми и тему превосходства, то автор «Детства лидера» показывает, что будущие тираны появляются на свет в доме без любви, где есть место для манипуляций, но нет привычки к привязанностям. Родители слишком заняты своими интересами, чтобы обращать внимание на ребенка, который превращается в маленького монстра, — но важнее здесь именно взрослые хлопоты и пороки, дающие детям пространство для маневра. Ведь если мать врет, а отец изменяет, почему ребенок должен поступать по чьим-то правилам?

«Древо жизни» Терренса Малика говорит о глубоком следе, который оставляет в нас каждое слово, сказанное родителем: отец главного героя был за строгость, дисциплину и мужские ценности, мать была мягкой, принимающей, спокойной и невероятно ласковой. Повзрослевший герой мечется между фигурами родителей — в равной степени родными, но противоположными по взглядам на жизнь — и вспоминает моменты тирании с трепетом в сердце: за 40-летним взрослым мужчиной никто не может угадать малолетнего мальчика, отшатывающегося от отцовского удара.

«Клык» Йоргоса Лантимоса построен куда изощреннее: это антиутопия о монополии родительского влияния на детей. Запершие своих отстающих в развитии подростков дома отец и мать объясняют им, что мир за границами участка опасен и непредсказуем, кот на лужайке опасен и зовется тигром, а дом дети смогут покинуть, только когда принесут старшим выпавший клык. В драме можно рассмотреть как политический подтекст и философию сепаратизма и «особого пути», так и пасквиль на авторитарное воспитание, где есть только одна верная точка зрения, собранная из десятка перевранных фактов и подтасовок.

Точных и умных фильмов о том, как дети переживают развод, тоже снято предостаточно — в первую очередь это полуавтобиографические «Кальмар и кит» Ноя Баумбаха и «Пойми меня, если сможешь» Азии Ардженто: оба фильма основаны на звездном детстве обоих режиссеров, известность и статус родителей которых никак не облегчил и смягчил болезненное расставание. Голливудская «Мачеха» и «Сорванец» Мориса Пиала — два фильма на тему родительского соперничества за детей, где в ход идут самые грязные приемы, а дети становятся реваншем за неудачно сложившуюся жизнь.

Лучшие примеры старого советского кино построены на осмыслении безотцовского послевоенного поколения. Будет ли это «Застава Ильича» или более поздние «Подранки», режиссеры возвращаются к растерянному поколению парней и девушек, потерявших отца в младенчестве или никогда не видевшие родителей, — в щемящей сцене «Мне двадцать лет» главный герой разговаривает с родителем во сне и выглядит старше своего родителя, погибшего слишком рано. Андрей Тарковский в «Зеркале» также пытается понять поколение матери и современность через сопоставление метафорической материнской фигуры с героиней жены — он следит за преемственностью их характеров, грации и отношения к жизни, осознавая свои воспоминания и пытаясь воссоздать время, когда главного героя и рассказчика еще не было на свете.

С темой тоски по родителю, которого не было рядом, работает и поздний фильм Павла Чухрая «Вор» о событиях Великой Отечественной войны: вор переодевается в военного, пленяет женщину с ребенком и использует маленького мальчика как помощника во время краж, пуская в ход базовые пацанские манипуляции: нерешительный ребенок не в состоянии дать отпор взрослому не только из-за возраста, но из-за бесконечного восхищения состоявшимся мужчиной — именно уважение, которое мнимый герой войны получает на родине, позволяет ему легко давить на чувства маленького и нерешительного человека. Точно такой же сверхъестественной властью над своей дочерью обладает главная героиня сигаревского «Волчка», которая то скрывается, то тянется к ней обратно, но никогда не готова дать ей необходимое тепло.

С родительскими установками и их влиянием на будущее детей активно работают режиссеры застойного кинематографа: именно в это время в СССР происходит осмысление системных ошибок воспитания и семья справедливо становится первой мишенью. «Не болит голова у дятла» построен вокруг обесценивания родителями достижений и интересов младшего сына (барабанщика со свободолюбивым характером), тогда как старший сын (высокий и мужественный атлет) постоянно ставится ему в пример. Режиссер Динара Асанова на простом примере объясняет, как разрушительно для молодого человека постоянное — как бы между делом — принижение от взрослых и откуда на самом деле берется бунтарское мировоззрение. В другом фильме, «Ключ без права передачи», она касается такой тонкой темы, как родительская ревность: подрастающая дочка, как и ее ровесники, попадает под влияние свободолюбивой преподавательницы в школе, в то время как родители, требующие номинального уважения и соблюдения границ, кажутся ей лицемерами.

Пройдет всего несколько лет — и родителей обвинят в консерватизме и заговоре против детей: в «Вам и не снилось» именно сговор семьи мальчика-подростка и преподавателей встает на пути юного чувства, к которому большинство взрослых относятся с настороженностью. Устранившиеся и равнодушные родители будут главными подозреваемыми в «Чучеле» — одном из самых честных фильмов о взрослении в трудных условиях. Пока одна занятая собой мать будет кричать: «Куда смотрит школа?» — а либеральная классная руководительница будет планировать свадьбу, десятки детей будут носиться по маленькому городку, пытая беззащитную одноклассницу. Именно исповедальный разговор с мягким дедушкой, кроме которого у главной героини никого нет, даст пример беседы взрослого с ребенком, почти никогда не имевшей место быть у других юных героев фильма со своими родителями.

Но в позднесоветском кино будет и пример справедливого материнства: главная героиня «Москва слезам не верит» засыпает в первой серии недоучившейся студенткой с новорожденной дочкой, а просыпается спустя 15 лет главой предприятия. Как ей это удалось, в фильме не показывается, зато объясняется, как устроены отношения дочери и матери: обе помогают друг другу и поддерживают друг друга, быстро делят обязанности, не соперничают и верят друг другу на слово. В их семье нет ни лицемерия, ни гиперопеки — только четкость намерений и простые правила, необходимые для соблюдения: именно способность делегировать полномочия и признавать самостоятельность других сделали главную героиню Катю не только хозяйкой своей жизни, но и человеком на руководящей должности.

Но уже несколько лет спустя такие героини, как Катя, будут казаться сценарной натяжкой. Родители — не те, к кому захочется обратиться за жизненным советом или попросить помощи: и перестроечное, и молодое российское кино приходило к одинаковым выводам. Что может сказать мама, травмированная разводом и в момент печали поющая «Траву у дома»? Что может посоветовать отец, застрявший в интеллигентской конъюнктуре и не поощряющий самостоятельность единственной дочки? «Курьер» наблюдает, как парень и девушка барахтаются, окруженные взрослыми, и не доверяют им — их цинизму, дурацкому опыту и всем жизненным неудачам. По этой же причине маленькая Вера, выбирая лучшее из двух зол — пойти по стопам родителей или, не включая голову, выйти замуж, — легко выбирает второе: симпатичный и кудрявый переросток по крайней мере не напоминает пьющего и угрюмого отца. В нескольких главных фильмах Сергей Соловьев тоже уверен, что родителям детей учить совершенно нечему — они или прячутся от главных ответов, обещая кооперативную квартиру («Спасатель»), или празднуют свое господство («Дом под звездным небом», «Черная роза — эмблема печали, красная роза — эмблема любви»), или готовы выписать детям путевку в жизнь только при условии, что они пройдут шаг в шаг по их стопам («Одноклассники»). Неудивительно, что сбежать со случайными друзьями на воздушном шаре или в Петербург резать вены кажется детям лучшим решением.

«Родня» — один из главных советских фильмов о сломанной коммуникации между поколениями — показывала не только проблемы общения между городским поколением детей и сельским поколением родителей, но и неотрефлексированное стремление влезать в чужую жизнь: так как бабушка пытается решить проблемы своей дочери, дочь вторгается без спроса в жизнь подрастающей внучки. Попытке наладить отношения поколений посвящена и третья новелла «Шапито-шоу» «Уважение», где главный герой — инфантильный модник — идет в поход с отцом, которого давно не видел, но циничные замечания о Михалкове и совместная охота на кабана ни секунды не делают их ближе (тогда как крымское путешествие папы и сына в «Коктебеле» пронизано их взаимной привязанностью).

Отсутствующий отец, несмотря на изменившиеся времена, все еще одна из главных тем российских фильмов — и «Возвращение» Звягинцева, и «Как меня зовут» Сайфуллаевой работают с отцовской фигурой, которая внезапно озаряет героев, привыкших расти усилиями одной матери. И если фильм Звягинцева работает с подростковым прозрением, свойственным встрече с не появлявшимся прежде родителем, то «Как меня зовут» рифмует обретение отца с ревностью и пробуждением сексуальности: признать, что у отца есть независимая от ребенка жизнь, со своими приключениями и неразумными решениями, бывает так же болезненно, как и бродить вслепую в поисках родной души. Дети в «Елене» Звягинцева являются продолжениями их родителей: грубая и корыстная дочка, не упускающая ничего своего, — отражение оторванного от жизни отца, который больше всего ценит заработанный статус. А сын Елены, считающий, что другие должны расплачиваться за его решения, — гипертрофированная позиция главной героини, подсчитывающей дивиденды своему терпению и активному слушанию.

«Миссис Даутфайр» / «Mrs. Doubtfire»