Мы стремимся предупредить об опасности, вовремя «подстелив соломку». Поэтому не щадим красок, живописуя вредоносность микробов на не вымытых вовремя руках; увлекаемся подробностями истории о покусанном собакой знакомом. С удовольствием вспоминаем случай, как воришка вытащил у нас кошелек в темном переходе, или был ограблен незадачливый хозяин, открывший дверь незнакомым людям. Чем тревожнее чувствует себя взрослый в окружающем его мире, чем безграничней его страх за своих детей, тем драматичней будут его рассказы-страшилки, призванные научить ребенка избегать опасностей.
Для некоторых родителей в деле обучения ребенка навыкам безопасной жизнедеятельности актуален такой принцип: лучше перегнуть палку, чем ее не досогнуть. «Не гладь кошку — она заразная», «Не выходи за дверь один — украдут» — такие и подобные им приказные угрозы укладываются в простейшую схему: «не делай этого, а то случится то-то». Часто за устрашающими предостережениями взрослых стоит потребность не выпускать ребенка из-под своего контроля, пресечь возможные попытки опасной детской самостоятельности. Но порой бывает, что тот же механизм устрашения используется уставшим, раздраженным родителем, когда у него нет сил и времени отвлекаться на ребенка. Тогда звучат в сердцах оброненные фразы, типа: «Не спускай санки в овраг! Сейчас их дядя отберет, будешь знать!»
Подобная схема устрашения пагубна, во-первых, потому что, будучи часто используемой, подрывает веру ребенка в доброжелательность мира вокруг по отношению к нему; а во-вторых, оттого, что в ней используется мотив «когда будет плохо, вот тогда узнаешь!», внутренняя сущность которого выявляет скрытую агрессию взрослого против ребенка.
Для совсем маленьких детей подчас взрослые населяют дом опасными чужаками: в розетке живет кусачий ток, в плите — страшные огонь и газ. Из холодильника, того гляди, выпрыгнет на малыша мороз, а из-за батареи будет шпариться жар. В младенчестве ребенок, в самом деле, лучше постигает реалии жизни с помощью приема персонификации, только очень важно чувствовать грань, где кончается действительно грозящая ребенку опасность и начинается наше чувство тревоги за него. Иными словами, пошли нам Бог мудрости, чтобы мы не запугали своих детей, вместо того, чтобы привить им привычку к самосохранению.
А как решали эту проблему наши предки ? В традиционной культуре Руси жизненное пространство человека было буквально наводнено персонажами нечеловеческой природы, представителями другого мира. Кроме хорошо известных чертей, леших, водяных и домовых, в которых всерьез верили взрослые, был целый класс существ, которыми «полыхали», тот есть пугали детей, главным образом для того, чтобы оградить их от опасных действий. Это и дед Бабай из колыбельных песен, забирающий детей, которые отказываются спать; и Бука, живущий в сарае; и сердитая Полуденница, из-за которой лишний раз боязно отправляться в огород одному, без взрослых.
Что ни говори, а фольклорные образы поэтичней тех, что заняли их место сегодня. Прислушайтесь, что срывается с уст современных родителей, отчаявшихся призвать ребенка к порядку иным способом: «Будешь так себя вести, приедет милиция», » Смотри, в больницу попадешь!» или » Ну все, сейчас тебя в садик отведу!» Все эти фразы-страшилки выдают не только бессилие взрослого перед детским капризом, но ограниченную рационалистичность средств воздействия на ребенка. В своих угрозах родитель продолжает оставаться в рамках, очерченных прагматикой бытового содержания. Отсюда не бог весть какие по остроумию и наполненности образы персонажей-вредителей: стража порядка, врача, воспитателя, — а то и целого лечебного или образовательного учреждения.
Наши «наивные» предки учили детей бояться всякой нечисти, а мы с вами, сами того не понимая, прививаем им страх перед общественными институтами, органами власти и самой государственностью. Так кто же из нас мудрее и глубже? При всем кажущемся невежестве народная традиция «пужания» была намного гуманистичней и сочувственней по отношению к ребенку, ведь любого «страшного» персонажа при желании можно представить себе как угодно; сила воображения всегда побережет хрупкую психику и не станет настаивать на очень уж страшном образе. Поэтому злой и вероломный Бабай, живущий лишь в воображении, подчас лучше облеченного в плоть и кровь реального дядьки-контролера или дворника, который «сейчас тебя в мешок положит». (Список уважаемых профессий можно продолжить, ведь кого только не привлекут горе-родители к роли устрашителей детей!)
То же касается и литературных персонажей: Бабы Яги, Кощея, Бармалея, — еще бытующих в «устрашительном арсенале» современных бабушек. В наше время, когда сказки детям чаще читаются, а не рассказываются вживую, многие страшные образы (ведьмы, колдуна, дракона) получают слишком уж конкретную визуализацию, благодаря книжным иллюстрациям. Если картинка в книжке выполнена чересчур реалистично, например, колдунья у художника вышла действительно очень страшной, злой и коварной, — то детскому воображению уже некуда деться от такого навязанного образа. Тогда единственное, что, действительно, остается, это — страшиться. И еще неизвестно, хорошо ли, когда наши дети бесстрашно заявляют нам, что они нисколечко не бояться этого звериного оскала и развевающихся рыжих косм: ведь мы не знаем, какую панцирную броню пришлось им нарастить в своей душе для этого?
Нельзя оберегать ребенка от знакомства со страшными персонажами наших сказок, как и вообще с образами сил тьмы, потому что ждущей детской душе очень важно прочувствовать идею борьбы добра со злом. Но будет лучше, если образ того или иного героя будет не «проштампован» книжной картинкой, а соткан собственным воображением ребенка. Поэтому многие педагоги советуют чаще не читать, а рассказывать детям сказки, ведь темп, эмоциональность и стилистика речи при чтении и при рассказывании значительно отличаются друг от друга, и по-разному воспринимаются слушателем. Это, разумеется, не отменяет традиционного чтения книг, только очень важно, какими — не только по качеству, но и по содержательной идее — они сопровождены иллюстрациями.
Ребенок трех-пяти лет переживает так называемый возраст сказок, когда бурно развивается воображение, и маленький человек уже научается различать и переживать оттенки различных чувств. В это время именно сказки должны занять главенствующую позицию во всем объеме читаемого и рассказываемого ребенку. Им стоит отдать предпочтение перед, скажем, познавательными статьями детской технической энциклопедии или сугубо литературными сюжетами современных авторов. Кроме пищи для души и воображения, сказочные образы могут сослужить хорошую службу и в охранительных целях. Скажем, объясняя ребенку, почему нельзя открывать дверь посторонним, глупо было бы запугивать его бандитами или грабителями. Разумнее поступила бы мать, вспомнив сказку «Три поросенка» или про волка и семерых козлят.
Возраст сказок совпадает у детей и с периодом страхов. Чем старше ребенок, тем палитра его страхов разнообразнее: трех-пятилетние дети боятся темноты, замкнутого пространства (например, лифта или туалета, особенно дачного, с «очком»); они могут бояться пожаров, войны, всяких правонарушителей (воров, преступников). Известно, что дети времен холодной войны боялись президента Соединенных Штатов Рональда Рейгана — как персонификацию сил зла, совсем не видя в нем реального политического деятеля.
Нашим детям свойствен страх одиночества, им знакомо чувство боязни потери или смерти родственников, развода родителей. Дети могут бояться заразиться какой-нибудь болезнью или куда-то опоздать. Все эти страхи, не будучи чрезмерными, совершенно закономерны и нормальны для созревания детской психики. Большинство страхов этого возраста, по мнению психологов, сводится к базисному и фундаментальному страху смерти. Страху, естественному для человека, который необходимо прочувствовать и пережить.
Как можно убедиться, взрослеющему ребенку и так находится, чего побояться в современном ему мире и без наших подсказок. Так что пугать, даже в целях его собственной безопасности, ребенка-дошкольника совсем не так рационально и оправданно, как, допустим, годовалого.
Вообще говоря, хорошо бы никому и в голову не приходило запугивать детей, чем бы и кем бы то ни было ни в охранительных, ни в назидательных целях. Но в арсенале родителей существует еще один жанр угроз — это предупреждение о грядущем наказанием за провинность, когда мы собираемся лишить ребенка какого-нибудь удовольствия. И тут следует разобраться в том, как мы чаще всего формулируем наши угрозы, коль скоро мы к ним все-таки прибегаем. Отказывая ребенку в чем-нибудь приятном для него, мы остаемся в рамках повседневного быта, когда родитель говорит: тогда не куплю мороженое, не пойдем на аттракцион, не стану читать тебе книжку.
А ведь неблаговидное поведение ребенка может огорчить не только маму с папой, но и какое-нибудь симпатичное существо, например, феечку, домового или гномика. Этот гость обычно приходит к малышу, но, скорей всего, в этот раз не явится. Тогда родитель может снять с себя функцию вечно карающего органа власти и объяснить, что чудесный помощник и друг ребенка точно так же рассержен и недоволен: «Когда дети так скверно поступают, то Чудесный Друг не приходит. И уж, конечно, нечего ждать от него подарков». Сделав своими активными помощниками различных персонажей из мира фантазии и выдумки, современная родительская культура может значительно обогатиться.
А еще маме всегда стоит посвящать ребенка в те эмоции, которые она испытывает в ответ на его неблаговидные поступки.
И тогда не придется прибегать к более «крутым» методам воздействия: угрозам, наказанию и устрашению.
